Скрытый текст [center]ДЕВУШКИ! Дорогие мои... Все кто читал меня все это время... Спасибо вам! Я не обижалась отсутствию комментариев. Я писала не столько для аудитории, сколько для себя. И для Насти, конечно. Я влюбилась в своих героев и пережила с ними все происходящее. Но рано или поздно приходиться прощаться со всем. Это последняя глава моего фанфа . Она получилась большой. Простите меня, если что. Заранее простите. Я в последний раз в этой теме попрошу у вас: оставьте комментарий. Чтобы я знала. Нужно ли кому-нибудь было то, что я сделала. Огромное спасибо хочу сказать, конечно же, Насте. Натсюша, беточка моя родная! спасибо тебе за твою поддержку и терпение. Еще хочу скзать спасибо таким участникам как СашКа, Rin, игривый котенок. Спасибо, девушки, за поддержку и комментарии. Не знаю: продолжила бы я писать, если бы не вы? Ну конечно, иначе бы мен хламидомонадка съела бы. В общем... Спасибо вам за все. Спасибо, что дочитали мое обращение. Приятного прочтения.[/center]
|
Любил ее я вдохновенно,
И ночь была так нежна,
А утром лопнули вены,
Любовь куда-то ушла.
И купидоны мелкие,
Испугавшись этого,
Разлетелись кто куда.
О не ищите, глупые, девочку Любу,
Вот из этого ствола я убил ее вчера. (Крематорий – Киллер).
Мы любовь свою схоронили
Крест поставили на могиле.
"Слава Богу!" - сказали оба...
Только встала любовь из гроба,
Укоризненно нам кивая:
- Что ж вы сделали? Я живая!.. (Юлия Друнина).
Опять ночь… она уже порядком достала.
Опять светлые волосы разметались по подушке.
Опять тонкие бледные губы кривятся от увиденного сна.
- И что мы за это получим?
- Полную безопасность и вот эту сумму.
Быстрый взгляд на мятую, несолидную бумажку.
- Каким способом мы должны воспроизвести данный план?
- Вот. Думаю, одной пули хватит.
Уничтожающий взгляд на револьвер.
- Зачем вам это.
- Это нужно ВАМ.
- Издеваетесь, да?
- Зачем соглашались?
- …
Кудрявый парень утопает в фиолетовой ткани дивана. Светлоголовая девушка носится по кабинету. Евгения опять увидела свою подвижную спину со стороны.
Но в данный момент ощущения были странными – если раньше она была зрителем, то теперь стала полноправным участником спектакля.
Она ощущала свои руки. Она видела свое тело. Но оно же бегало сейчас перед глазами, размахивая конечностями.
Странное ощущение.
И вдруг Женьку осенило. Сопоставив две части сна, она поняла. Поняла то, что сейчас будет. Им заказали убийство любви. И они сейчас пойдут исполнять приказание. А потом – старый сценарий. Больница. Кладбище. Суд. Пытка.
А самое страшное – что сны оправданы.
Сначала они убили доверие между собой. Потом надежду на исправление… неужели? Неужели и их любовь погибла?
«Стоять, какая любовь?»
А обычная… такая земная… но не приземленная. Такая воздушная, но не ветреная. Такая бешеная, но не истерическая.
Просто любовь.
А Денис уже поднялся с дивана, на котором остались контуры его тела. И поднял револьвер. Решение принято.
Молодые люди шли бок обок.
Женька прокралась за ними. Она полностью контролировала свои действия. Она могла сделать что угодно. Но ничего не делала.
Улица дохнула в лицо пылью и бесконечным смогом, когда они вышли. Зато дороги были абсолютно пустынны – они остались один на один с миром. Со страхом. С заряженной пулей в револьвере.
И этой уединение давило, буквально оттискивая ужас в самом сердце.
Женя обогнала своих спутников. Забежала за угол… и увидела девушку.
Это был первый прохожий, которого она увидела за свой долгий и напряженный путь.
Девушка была отчаянно красива. Светлые, почти пшеничные волосы достигали лопаток. Они слегка вились, придавая девушке слегка игривый вид. Лицо было полноватым, но это ее нисколько не портило, а вызывало прилив нереальной нежности. Легкая, воздушная челочка едва касалась бровей. Девушка была одета в легкий нежно-розовый сарафан, развивавшийся на ветру. Однако стояла девушка босиком. Голубые глаза были устремлены на Женьку, но смотрели сквозь нее… отсутствующий, рассеянный взгляд был устремлен в Женькины глаза, но ничего там не видел.
С балкона ближайшего дома показалась дамочка в халате a’la типичная домохозяйка.
- Люба, домой!!!
Но девушка не пошевелилась. Она выглядела слегка младше Евгении. Но лицо было серьезным.
Дамочка скрылась с балкона.
«Люба…» - пронеслось в голове у Женьки.
- Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
И старый спор сама с собой ведешь.
Ты говоришь:
- Не так уж он красив! -
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!
Все не идет к тебе проклятый сон,
Все думаешь, где истина, где ложь...
Ты говоришь:
- Не так уж он умен! -
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!
Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу:
- Пропадешь!-
А сердце отвечает:
- Ну и что ж! - Глухо и сипло произнесла девушка, обращаясь к пустоте. К пустоте… А у Женьки сложилось четкое впечатление, что стих продекламирован ей. Вернее ПРО нее. - *
Все это выглядело до ужаса жутко. И сходство девушки с ангелом несколько будоражило дух.
Из-за угла показалась парочка гангстеров. Выглядели они опущено, но шаги были твердыми и уверенными.
Воронцов увидел девушку и кивнул. Револьвер в его руке дрогнул и поднялся. Дрожащий палец дернулся, нажимай на курок…
Действие приостановилось. Движения стали ватными, как будто действие происходило в воде.
Короткое Женькино «НЕТ!» растянулось на киношный крик умирающего.
Думаете легко: закрыть собой? Нет? Ошибаетесь. Легко. Когда осознаешь, что это сон. И когда спасаешь собственную любовь. Револьверная пуля врезается в грудь. Падение не красивое. Женька обрушилась на землю, как мешок с чем-то тяжелым внутри.
И темнота. Все, больше ничего. Ни больницы, ни кладбища… Ничего. Мрак. Хотя Женьке и казалось, что она открыла глаза.
Остаться наедине с мыслями. Наедине с горькими, страшными, безумными мыслями, которые метались по голове.
Все чувствовать, но не мочь пошевелиться.
Знать, что не спишь, но находиться в близком ко сну состоянии.
- ВАЛЕНТИН, ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО НАТВОРИЛ, СОБАКА ТАКАЯ, А?
Молодой человек потупил взор. Бесстыжие глаза сверкали отчаянием. ТАК дядюшка Морфей еще никогда на него не кричал.
- Объясните мне толком, шеф! Что же я такого натворил?
Глаза дядюшки морфея приняли форму идеальной окружности. Зрачки расширились, почти перерывая серую дугу.
- ТЫ??? ТЫ вообще проходил инструкцию? ПО-МОЕМУ ДА! Что за выбрыки? ЭТО ТЫ ВКЛЮЧИЛ СВОБОДУ ДЕЙСТВИЙ ВО СНЕ! ТЫ! НИКТО ДРУГОЙ! Зачем, мальчик мой? Зачем? За что ты стал ненавидеть людей?
Валентин только открывал и закрывал рот.
- Я не включал. Я не ненавижу людей…
Дядюшка Морфей закатил глаза и всплеснул руками. По щеке, пересчитывая морщинки, скатилась скупая слеза.
- Валентин! Я же любил тебя как сына! И эта девушка была мне дорога…
- Что с ней?
- А что случается при включении свободы действий?
- Вечный сон?..
- А если во сне умирает?
- Транс…
- ВОТ ИМЕННО, ВАЛЕНТИН! ИМЕННО! Все… Это было последней каплей. Валентин, ты отправляешься в ссылку на землю. Ты должен все исправить. Иди!
Валентин схватился за сердце.
- Но… - начал было он, но уткнувшись в невидимую стену, построенную дядюшкой Морфеем между собой и названным сыном, замолчал.
- Можно я скажу кое-что одному… сотруднику?
Дядюшка Морфей грустно кивнул, и с дикой болью посмотрел в спину Валентину. Он был разочарован во всем. Отчаяние дикой волной схватило его за горло, и стало душить слезами.
А Валентин подошел к курьеру.
- Ты… За что? Неужели ты ТАК меня ненавидишь? – спросил он.
Курьер покачал головой.
- Что-то не так?
- Зачем? Зачем ты включил свободу действий? Зачем тебе надо было, чтобы меня отправили в ссылку? За ЧТО ты меня ТАК ненавидишь, Рома???
Курьер удивленно посмотрел на начальника, повторяя за ним свое имя, которого давно не слышал из чужих уст.
- Я…
- Прощай, правнук ангела. Ты таки смог убить меня, - с болью прохрипел он.
Засеребрились искры телепортации…
Валентин начал перемещение на землю.
Последним, кого он увидел на родном облаке, это был Роман. Последним, что услышал – были три тихих, но искренних слова:
« Я не хотел…»
Маша шла в неважном расположении духа. Хотя в принципе она постепенно остывала. Просто сегодняшний день принес немало поражений. Небо заволокло тучами.
Как всегда – дождь застал врасплох. Ну вот почему, если все время носишь в сумке зонт – он никак не пригодиться, а стоит только отдать сумку поносить какому-нибудь гопнику, как он тут же начинает назойливо стучать по макушке?
Васнецова сумку поносить никому не давала, но и зонтика по сусекам не наскреблось. Поэтому она предпочла ускорить шаг.
Чем сильнее дождь – тем быстрее бег. Это почти святое правило. И когда ливень встал уже стеной, Маша ускорилась не на шутку. Она уже бежала, используя всю мощь своих нижних конечностей… благо, сегодня она надела балетки, а не каблуки. А в машинном случае – каблучары.
- Упс!
Девушка, и не заметила человека, с которым столкнулась только что. Она могла поклясться: его только что тут не было! Будто возник из ниоткуда. В результате человек упал на землю, некрасиво подвернув ногу, которая сейчас была неестественно вывернута, и лицом в грязь. Маша уронила молодого парня. Не весом, - девушка весила, как пушинка, - а эффектом неожиданности. Одет он был странно – в ярко-салатовый костюм, и светлые ботинки. Вокруг парня бегали какие-то подозрительные серебристые искры. Растрепанные волосы намокли и поникли в своем беспорядке.
Маша бросилась к нему. Незнакомец сидел на земле. Лицо было искривлено болью. Стильные, роговые очки съехали набок. В целом парень был похож на избитого и мокрого черепашонка.
- Привет – рассеянно прошептала Маша, переводя взгляд на ногу пострадавшего, которую тот отчаянно тер, - А меня Маша зовут…
Голубые глаза впились в девушку.
- А налетать на меня – это такой новый способ познакомиться? – хитро спросил он.
Щеки девушки стали пунцовыми. Она рассеянно достала платочек, который тут же намок под дождем, и протянула его парню, измазанному в грязи.
- Прости, я не хотела…
Парень стер с лица грязь. И благодарно посмотрел на нее. Голубые глаза сверкали и бегали, стараясь встретиться с другими, прозрачными, и одновременно до безумия их боясь.
- Валентин. Ты не поможешь мне встать?
Дождь прекратился. Погода наладилась. Солнце аккуратно показалось из-за туч, будто актер-новичок из-за кулис. Обругают или воздадут хвалу?
Маша подала руку режиссеру, и тот аккуратно, будто боясь раздавить хрупкую ладошку, поднялся.
Он узнал ее. Она была участником сна. Он взял ее образ из сознания Женьки. Валентину нравилось управлять ею во сне – она была безупречно-красивой куклой. А сейчас кукла ожила, и миловидные глаза доверчиво смотрели прямо на него.
- Ты не знаешь, где здесь ближайший травм-пункт? Я, кажется, вывихнул ногу…
Маша не знала, что с ней происходило. Что удерживало ее взгляд на его лице? Почему она не может забрать свою руку из его жесткой ладони? Жалость и желание помочь? Да, наверное, так и есть. Тогда какого черта она ТАК на него смотрит?
- Я… я не знаю, где тут травм-пункт… но… но может ты зайдешь к нам? Это мой дом… У меня дома сестры и мама – наверняка она тебе чем-нибудь поможет… все же это я виновата в твоей травме.
Валентин возликовал. Так он сможет увидеть Женьку! Так он сможет все исправить! Вернуться домой! Но это ли заставило его согласно кивнуть на предложение? Да, наверное, это. Тогда какого черта он ТАК ей улыбается?
Маша поддерживала режиссера под локоть. Тот ковылял, стараясь как можно меньше надавливать весом на Машину руку.
На лавочке у подъезда сидели Веник и Дашка. Они по-птичьи ворковали и были поглощены общением друг с другом и невозможной нежностью, окутывавшей их. Дашка повернула голову в сторону «парочки», ковылявшей сейчас к дому.
Тонкая черная бровь девушки взметнулась ввысь.
- Добрый день… - прощебетала вторая по старшинству сестра.
Валентин кривовато улыбнулся. Он уже порядком оправился от падения – лицо, умытое дождем, посветлело, а волосы приняли своё обычное положение, именуемое «полный хаос». Стильные очки блестели. И только испачканный салатневый костюм и вывихнутая нога, рассказывали окружающим о недавнем падении.
- Возможно, добрый… Хотя очень частично, - с улыбкой произнес Валентин.
Даша кивнула. И стала с интересом разглядывать молодого человека. Его неформальный вид и невозможное обаяние просто не могли не притянуть внимание.
Веник тоже смотрел на него. Со смешанным чувством жалости и ма-а-а-аленькой капелькой ревности. Ведь большее место в его сознании сейчас занимала радость – радость за свою сокурсницу и просто хорошую девушку – Машу. Наконец-то она стала обращать внимание на других парней. А судя по ее нежно-заботливому виду, она ОБРАТИЛА.
- Это Валентин, - проворковала Мария, - я тут бежала под дождем и случайно его уронила… Веник, помоги мне довести его до нас? Может, мама окажет ему какую-нибудь помощь?
- Мама уехала на дачу к Полежайкиным. За кроликами присматривать. А Женька легла спать, и мы вышли, чтобы не мешать ей. Но, я думаю, зайти стоит. Галина Сергеевна что-нибудь придумает, - подмигнула Даша, не обратив внимания на то, как побледнел при словах «Женька легла спать» новый знакомый Маши.
Веник благородно кивнул. Все же, Машу он по-дружески любил, а этот ее знакомый выглядел вполне подъемным. Это вам не Полежайкина тащить. Сил хватит.
Этажи мерялись ступеньками. Ступеньки мерялись короткими вскриками. Короткие вскрики зависели от степени боли, которая то и дело вырывалась наружу сквозь легкие.
Однако вот он: шестой этаж. Пока Даша открывала дверь ржавеющим ключом, Валентин успел упереться спиной в стену и застыть, в раздумьях.
«Главное – сразу не кидаться к Женьке. Иначе, если я останусь с ней наедине, все после обвинят меня. И тогда дороги сюда, а значит и домой не будет. Пусть все будет, как будет. Эх, не завидую я тому, кто первый ее увидит. Зрелище-то не из приятных».
Наконец-то скрипящий замок поддался.
- Проходите на кухню, - предложила Даша, - А ты переоделся бы, - кинула она Валентину.
То скептически поднял бровь – во что, спрашиваться? Дядюшка морфей не дал с собой ни одной захудалой манатки.
Дашка хмыкнула, и из таинственных «закромов» достала старые, потрепанные джинсы и белую рубашку. Она умолчала, что эти вещи остались у нее после того, как Веник попросил их «привести в божеский вид». В «божеский вид» они приведены не были, зато сейчас пригодились. И ничего, что рубашка помята и порвана в нескольких местах, а на джинсах пару-тройку пятен, количество которых неумолимо близилось к десяти.
Валентин подойдя к зеркалу, отмети, что такая одежда ему шла гораздо больше зеленых костюмов, но весь его вид стал близиться к «обычному». Однако, поймав на себе тщательно-скрытый, задумчиво-оценивающий взгляд Маши, он успокоился.
Валентин действовал на окружающих гипнотически – к каждому он умел найти особый подход. И сейчас, сидя на кухне, и распивая чай, он вдохновенно врал о своем прошлом.
- Ну, вообще-то я москвич. Родители у меня никогда особой добротой и отзывчивостью не отличались. Пили много. И вот одним промозглым, темным утром, когда на обла… … ... улице была отвратительная погода, я был нагло выгнан из дома. Да-да, выгнан! Под некрасивым предлогом «Ты должен готовиться к самостоятельной жизни», с тысячей рублей в кармане и абсолютным нулем шмоток. Хотя на самом деле, видимо, я им надоел. Даже ноутбук забрать не успел. А ведь я заработал его честным трудом. Перемешанным с потом и взболтанным с кровью! Я же режиссером работаю… - на этой фразе, Валентин утих, чувствуя, что сболтнул лишнего.
- Режиссером? – подняла бровь Галина Сергеевна, появившаяся в дверном проеме. Ей отчаянно казалось, что парень врет. Врет, чтобы понравиться ее дурнушке-сестре. Она услышала достаточно из их разговора.
- Валентин, - отчетливо представился он новопришедшей девушке-вундеркинду.
- Галина Сергеевна, - снисходительно кивнула та, - ты не ответил на мой вопрос.
- Ну да, режиссером… Правда пока что я мелко плаваю – мини мультипликационные фильмы. Слышали о новых, молодежных работах? Я участвовал в трех таких, - снова начал вранье он.
Не сказать ведь: я тут сны составляю. Женьку вашу чуть не убил, по этому поводу. Хотя был это вовсе не я, а коллега мой. Он курьером работает – как-никак правнук купидона.
Глупо бы звучало, не так ли?
Девушка с косичками снисходительно кивнула, дескать: «ладно, выкрутился».
Вечерело. А в комнату Женьки никто так и не заходил…
- Ребят, а можно я у вас ночь посижу? – внезапно осенило Валентина.
Четыре пары изумленных глаз уткнулись в него, пронизывая холодком.
- Правда. Спать я не буду, - Валентин вздохнул, - и мешать не буду. Я просто ночь у вас пережду, и все… где-нибудь… в уголке…
- Ну, вообще-то у нас в доме пять женщин… - задумчиво произнесла Даша.
Маша обернулась к сестрам.
- А пусть он у мальчиков пересидит? Ну, раз такое дело? Его же и из дома выгнали, и я сбила…
Теперь четыре пары глаз посмотрели уже на Машу.
- Ладно, - выдохнул Веник, - посиди у нас.
Валентин кивнул, соглашаясь на это мистическое «у нас», и поковылял в квартиру к бабушке. Провожаемые длинным взглядом Маши.
И вот ночь снова взорвала небо тысячами звезд.
На кресле, окруженный полумраком, сидит юноша. Никогда в своей жизни не спавший. Однако глаза его закрыты. Он не с нами.
- Валентин! Вместо того, чтобы спасать Женю, ты пялишься на другую девушку! – Восклицает дядюшка Морфей.
- Вы бы предпочли, если бы я пялился на Женю? – поднял бровь Валентин.
- Я бы предпочел, чтобы ты наконец-то вывел ее из транса. Даю подсказку: спит на диване.
- Глупая подсказка.
- Справишься.
Пронзительный крик убил тишину, царящую в доме. Спящий на диване парень подскочил. Подскочил и Валентин.
Крик повторился, и превратился в надрывный плач.
Парень встал с дивана.
«Воронцов!» - отметил про себя режиссер. В соседней комнате зашуршал веник. Вернее Веник.
И вся команда «Спасателей» помчалась спасать девушек.
Как и предполагал Валентин, крик был из-за Женьки. На нее было страшно смотреть – девушку перекосило, глаза были закачены так, что зрачков видно не было. Рядом с ней на коленях рыдала Маша.
Воронцов тоже кинулся к ней, судорожно хватая за руку. Большим пальцем он нащупал спасительный пульс, который бился в такт его сердцу.
Другие девушки тоже рыдали. Веник стоял с абсолютно ошалелым лицом. Валентин подошел к Воронцову и Маше. Те не обратили на него абсолютно никакого внимания.
- Это транс… - прошептал он.
Все уставились на него.
- И ЧТО? И ЧТО, ЧТО ТРАНС? ЧТО С НИМ ДЕЛАТЬ? - Заорал Денис.
Валентин поморщился.
- Транс – есть транс. Здесь нужно эмоциональное потрясение или удивление.
- Это антинаучно, она нас не услышит, - сквозь слезы закричала Галина Сергеевна.
- Услышит, - спокойно ответил Валентин.
- Не строй из себя самого умного! Ты тут вообще Н-И-К-Т-О! - продолжила кричать вундеркинд.
- Впервые вижу, чтобы на человека, искренне желающего помочь, и ЗНАЮЩЕГО, как это сделать, так кричали, - слегка повысил тон юноша.
- А я впервые вижу, чтобы человек, которого благородно оставили на ночь, так хамел!
- Я всего лишь хочу помочь!
- ЗАЧЕМ? ЗАЧЕМ НАМ ТВОЯ ПОМОЩЬ! ЧТО ТЫ СМОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ? – заорала Галина Сергеевна.
Как ответить на вопрос «зачем»? Признаться в корыстных целях своего визита? Или рассказать правду и поехать в милое место «дурдом»?
- Я думал, вы заботитесь о сестре…
- ПОШЕЛ ВОН ОТСЮДА!
Все с ошалелым видом смотрели на Галину Сергеевну, искренне не понимая ее. Почему она так поступает?
Валентин хмыкнул и развернулся. Хотя красиво хмыкнуть и развернуться у него не вышло – нога адски болела. Он посмотрел в глаза Даши, и, указав ими на себя, как бы спросил, может ли оставить одежду себе. Та еле заметно кивнула, и снова погрузилась в слезы.
На улице стояла темная ночь. Комната трех сестер заметно опустела. Никто не смог заговорить с Галиной Сергеевной – та билась в истерике и кричала…
Маша молчала, погрузившись в раздумья. Легкий вихрь, ворвавшийся в ее жизнь, будто обратно пробудил в ней девушку, превратившуюся было в собачку Веника.
Хотя, может, в нем ничего особенного и нет.
Воронцов сидел рядом с Женькой. Он жалел уже обо всем: о всех своих пакостях и фразочках. О всех своих подколах и руганях. Что имеем – не храним, потерявши – плачем? Нет, не потерял. ЕЩЕ не потерял!
Даша дергалась в объятиях Веника, дрожа всем телом и всхлипывая. Она забыла об образе феминистки и превратилась в беззащитного котенка, требующего помощи.
Маша подошла к окну.
«Зачем Галя так поступила? Зачем? Он же знал, как нам помочь…»
Внезапно что-то бросилось в глаза. В пятне фонарного света, некрасиво брошенного на серый асфальт, сидел режиссер. Сидел на бордюре, опустив голову вниз. Его локти уперлись в колени, а пальцы сжали волосы до такой степени, что костяшки на них побелели. Маша решилась. Она должна была спасти сестру. Должна была узнать… и, удостоив себя столь благородным ответом, она быстро спустилась по ступеням, предварительно впрыгнув в туфли.
- Валентин? – тихо спросила она, подходя к парню.
Тот только сильнее сжал в ладонях свои волосы. Не смог. Не сумел.
- Эй! – тихо пролепетала Маша, осторожно отрывая его руки от русых волос. – Эй, посмотри на меня… посмотри. Скажи, как можно помочь моей сестре.
Валентин молчал.
- И… и зачем ты так рвался ей помочь?
Валентин с болью посмотрел на Машу. В его взгляде читался вопрос…
«Сказать, или нет?»…
- Скажи мне, я выслушаю тебя. Ты можешь доверять мне.
Три слова: «ты можешь доверять мне». Всего лишь три! А как в них много надежды, веры… … !
- Маша… Я не сумасшедший… но…
И он рассказал ей. Абсолютно незнакомой девушке. Хотя, он знал ее больше, чем она его. Он посылал ей сны…
- Я действительно режиссер, - закончил он, - режиссер снов.
Маша изумленно смотрела прямо в голубую бездну. В его глазах отражалось море, настолько глубокое, насколько человек вообще может представить себе глубину.
- Я составлял сны и для тебя… Помнишь, тот сон, когда Юра подарил тебе ромашковое поле? Его подарил тебе не он… я…
Маша сглотнула. Действительно, самым ярким сном, который она помнила, был сон про ромашковое поле… ЕЕ ромашковое поле. Нежно-красивое и безупречно-мягкое, слепяще-белое поле…
- Я верю тебе. Это бред, но я тебе верю.
Опять всего три слова. А как много надежды они дарят!
- Маша, мне нужно спасти Женю... Просто нужно. Иначе я никогда не вернусь домой. Ты знаешь, что такое: знать, что где-то там, - Валентин посмотрел в черное небо, - далеко – твой дом. А попасть ты туда не можешь. Хоть стремянку ставь, хоть с Эйфелевой башни прыгай. Это тяжело…
Маша кивнула. Из уголка правого глаза покатилась не прошеная слезинка, которая, впрочем, была безжалостно уничтожена взмахом руки.
- Я могу тебе помочь?
- Да.
- Как?
- Мне нужен плеер Воронцова.
Как там писал Гоголь? Немая сцена? Великий писатель. Двумя словами смог описать обстановку, явившуюся на улицу Володарского.
- З-з-зачем? – сглотнула Маша.
Валентин наклонился к ней. И прямо в ухо, слегка касаясь губами шелковых волос, прошептал что-то. Маша кивнула. Заплаканное лицо озарилось кривой улыбкой.
- Это поможет Женьке?
Валентин кивнул.
- Поможет. Хотя транс после этого продлиться где-то четыре дня. Сначала, услышав, она сможет шевелиться. На второй день проснется ее сознание. На третий день она вспомнит всю свою жизнь. Четвертый день – и она забудет все свои сны.
Маша кивнула. Хотя она лично считала кощунством - забывать все свои сны.
Валентин сидел на лавочке. Из подъезда выбежала все та же безупречно-красивая, но слегка заплаканная и раскрасневшаяся девушка.
- Вот, – протянула она плеер Воронцова юноше.
В ее глазах лучилась ТАКАЯ надежда, что режиссер понял: или он поможет им, или… а вот что будет после «или» он еще не придумал. Но чувствовал, что что-то страшное.
Им понадобился интернет-магазин, ноутбук Валентина остался на облаке. Миг – и песня уже красуется в плеере Дениса.
- Вот. Отдай это Денису, ладно? – с улыбкой протянул он Маше плеер. А отчего бы не улыбаться? Он точно знал: это поможет.
- И через четыре дня…
- Вы увидите СВОЮ Женьку.
Маша слабо улыбнулась. Слабо, потому как уже не могла улыбаться своей прежней улыбкой – слезы до сих пор сковывали сердце.
Она благодарно кивнула.
- А эти четыре дня…
- Я буду рядом…
Маша снова взглянула в голубые глаза. Словно снова ища в них поддержку. Она уже заметила за собой, что заглядывает туда слишком часто. Но это держало ее «на плаву» жизни.
А он просто понимал ее с полуслова. А он просто с детства умел читать по глазам.
Маша кивнула.
Воронцов сидел на подоконнике. Воронцов плавал в музыке. Как всегда, когда ему было плохо, он погружался в рок. Он спасал его. Но не сейчас. Сейчас у Дениса мыслей не было вообще. Только ударные, казалось, нарочно стучали по усталому сознанию. Еле-еле слышалась музыка. Как сквозь вату, она пробивалась к отчаявшемуся мозгу.
Песни сменялись одна за другой. На веселые не было настроения, но и переключать было лень. Поэтому Воронцов полностью отдался музыке. Он не напивался, чтобы забыться, просто погружался в рок с головой.
«Натянуты туго сети,
В подъезде на рассвете
Мы без лишних слов,
Без лишних слов.
Любим друг друга как люди,
В универмагах судеб
Нет исправных часов,
Исправных часов…
Лишь две недели,
А мы уже успели
Полюбить и бросить,
Больше никто не спросит:
Домой придешь ли ты
Раньше вечера в среду?
Бросаю я вверх монету,
А дальше будет что будет.
Шесть миллиардов судеб,
Со мной одни мечты…
Шестнадцать лет - это мало,
Это только начало!
Не умирай!
Не умирай!
В кино целуются люди,
И мы с тобой тоже будем,
Кофе и чай
Кофе и чай…» - **
Прошептал плеер в ухо. И тут Воронцов подскочил.
«- Денис. Мы сейчас прослушали много песен. Скажи, а бывало ли так, чтобы в роке грустные слова ложились на позитивную музыку?» - вспомнил он вкрадчивый голос Евгении, раздавшийся в комнатушке радио «Активного». А эта песня… Она…
- Только ничего я тебе доказывать больше не буду. – Прошептал Воронцов, и бухнулся на кровать…
Однако… Его планам суждено было поменяться.
- Зачем ты это сделал, Рома?
Курьер молчал.
- Я спрашиваю: ЗАЧЕМ ты отослал Денису сон, убедивший его показать Женьке запись? Валентин должен был организовать это сам! И вообще: где ты взял ноутбук.
Роман молчал. Молчал, зачем на ноутбуке Валентина составил сон для ди-джея. Он был виновен. Он помог. И хоть чуть-чуть очистил свою совесть.
- Даша! Женька все еще там, да? Я должен ей кое-что показать.
Кого-кого, а Воронцова Даша пустила к сестре безоговорочно. Он столкнулся с Машей, грустно сидевшей на краешке кровати, и схватил Женьку за руку.
- ЖЕНЬКА!
Он сомневался, что она услышит его. Сомневался, что поступает правильно. Но после сегодняшнего сна, он понял: попробовать стоит. Понял. И это была последняя ниточка, за которую он смог схватиться.
Плеер, осторожно положенный рядом с Женькой, заиграл. Песня закончилась.
Воронцов впился взглядом в Женькино лицо… и, о Боги! Ее веки дрогнули. Не открылись, не поднялись, не моргнули. Просто дрогнули. Но в этом движении была жизнь. Ведь раньше даже грудь ее не вздымалась, заглатывая воздух.
Маша, тоже видевшая это движение, схватилась с места. Сбежала по ступенькам и… нырнула в спасительные голубые глаза, обладатель которых, как обычно, сидел в соседнем дворе.
- Получилось?
Маша кивнула, сглатывая слезы. Надеясь на лучшее.
Она надеялась – он знал. Поэтому схватил ее, закружив в незатейливом полете.
ЭПИЛОГ. ИТОГИ.
Четыре дня шли. И Маша уже ни на шаг не отходила от режиссера. А он не отпускал ее.
Он никогда не спал, и она не смыкала глаз – чтобы продлить четыре дня на вечность. А потом просто засыпала у него на коленях. Они привыкли друг к другу.
Воронцов ни на шаг не отходил от Женьки. Никто, кроме Маши, не знал, кто спас ее. А огласка никому и не была нужна.
Все происходило, как по маслу. Четыре дня шли. Воронцов перебывал в несказанной эйфории, глядя, как Женька поправляется. Он наконец-то понял, как любил ее все это время… Но не сказал. Так и не сказал. Зато по истечении четырех дней, уже на каждом шагу слышались их крики и ссоры. И стоило спрятаться хоть куда-нибудь, чтобы не достала «летающая тарелка», сконструированная из обычной тарелки, пущенной сильной рукой Евгении.
Их разборки уже настолько походили на супружеские ссоры, что уже никто не решался их успокаивать. Женя вернулась на работу.
Галина Сергеевна оправилась, объяснив свое состояние сильным шоком.
И как только Евгения оправилась, за Валентином явился дядюшка Морфей. Режиссер криво улыбнулся ему, и подошел к Маше.
Та, без слов, просто уткнулась курносым носиком ему в плече:
- Пока…
- Пока.
- Я тебя еще увижу?
- Не знаю.
- А…
- Так надо.
И опять черная от туши слезка скатилась по белоснежной щечке.
Парень взял ее за плечи. И тихо, осторожно коснулся своим лбом, ее.
- Тебе будут сниться только хорошие сны, слышишь? – прошептал он, Глядя в ее глаза.
Та кивнула. А он провел большим пальцем по влажной щеке, и ушел. Ушел туда, на небо.
И все закончилось. Закончилось, будто и не было никогда этой страшной истории.
О ней напоминали только хорошие сны, да ромашки, стоящие в вазе…
[center]
[size=60px]КОНЕЦ[/size]
[/center]
Скрытый текст __________________________________________________ *- Юлия Друнина «Мы любовь свою схоронили», **-Animal джаZ «Как люди». Подъезжайте на танках)
|