Форум

Держи, Галя, классный фик от лица Антошина. Цепляет как-то очень. тут переплетаются 19 серия и "Глухарь в кино"

Скрытый текст

Название: Don’t (не надо этого)
Автор: vmesto_imeni
Фэндом: Глухарь
Рейтинг: R за мат
Персонажи: Антошин, Глухарев, Карпов, Юра
Жанр: голые факты
Категория: джен
Саммари: POV Антошина, АУ полнометражки
От автора: *голосом Гордона-Левитта* I LOVE US.
Разрешение автора: получено, автор не я.

не забывай, с кем говоришь©

Я расскажу голые факты, без всяких эмоций. Что за чем следовало. Как все было. Я не очень понимаю, что происходит, но, кажется, в моей жизни начинается очень странный неоднозначный период. Поэтому – голые факты.

Однажды Стас втянул меня в очередную подлую, злодейскую авантюру, и, когда все было кончено, я вспылил. Наверное, это был нервный срыв, потому что я направил пушку на его голову и стал ему жестко выговаривать. Не очень хорошо помню, что именно я нес – это был какой–то аффект, потому что в здравом уме и трезвой памяти я бы, конечно, не стал угрожать Карпову пистолетом. Не говоря уже о том, чтобы толкать настолько позорные речи.

– А, я помню, ты *банный Железный дровосек с железной хваткой, – громко и напористо говорил я, направив пушку ему в лицо. – Только поправь меня, если я не прав, но прямо сейчас я держу тебя на мушке.

Когда у меня случился этот приступ, Карпов сидел на корточках возле трупа копателя, отстегивавшего ему при жизни процент со своих оружейных оборотов. Смутно помню, как он обернулся ко мне через плечо, как изменился в лице, а затем медленно поднял руки вверх и начал вставать.

– Нет, ты поправь меня, сука, – со всей готовностью предложил я, жестикулируя свободной рукой. – Кому ты нужен? За тебя даже мстить никто не будет! Загасили Карпова? Отлично! Никто не заплачет.

Он смотрел в дуло с издёвкой и страхом одновременно, потому что, с одной стороны, видел, что я не в себе, а, с другой – что, раз я не в себе, то могу и выстрелить.

– И, если я этого еще не сделал, то это, бл*дь, только потому, что мы друзья! – рявкнул я. – Ты понял? Повтори!

Я иду красными пятнами от стыда, даже вспоминая об этом. Хорошо еще, что я не посеял страх настолько, чтобы подойти к Карпову со своим дружеским п*здежом на расстояние вытянутой руки.

Стас медленно перевел взгляд с дула пистолета на мое лицо и начал опускать руки.

– Руки! – рявкнул я. Он вернул руки на место.

– Тебе че – так надо быть моим другом? – спросил он. Страх на его лице начал сменяться плохо скрываемой злостью, и я отступил на шаг назад. – Я на крокодила Гену похож?

– Всю жизнь мечтал, – ответил я, стараясь гасить эмоции, как положено. – Век бы тебя не видел.

– Ты успокойся, – сказал мне Карпов. Голос у него был раздраженный. Это к лучшему, потому что, если бы он был мягким, это бы значило, что мой приговор подписан. И мне пришлось бы стрелять. – Не надо этого.

– Скажи, что ты понял, что я участвую во всем этом дерьме не из страха перед тобой, – настаивал я. – Срал я на тебя, срал я на твою хватку, срал я на твои правила, и на твою круговую поруку я тоже срал.

– Ты участвуешь во всем этом дерьме, потому что от всего этого дерьма тебе идет большой процент, – ответил Карпов и выдавил какую–то кривую злобную усмешку. – Лично я вижу это так.
Помню, я внутренне возмутился.

– Неправильный ответ, – сказал я. – Не скажешь, что мы друзья, я тебе ногу прострелю.

Карпов издал странный звук, смесь кашля со смешком.

– Да я просто поверить не могу в то, что слышу, – ответил он. – Антошин, –протянул он так, словно я душевнобольной. – Тебе на больничный надо. В отпуск.

Я перевел пистолет с его лица на его ногу.

– Не вынуждай меня, – угрожающе процедил я, сжимая рукоятку. Мой палец дрожал на курке.

По сравнению с тем, что было дальше, весь мой позор, который был до этого, кажется мне детским садом. Он, конечно, не сказал, а я, конечно, не выстрелил. Мое временное помешательство проходило по мере того, как я смотрел в его рожу и осознавал ту странную смесь страха, злости и сожаления, которая была на ней написана.

Дальше даже вспоминать не хочу.
Теперь, будучи объявленным в федеральный розыск в худших традициях американских боевиков, я бы первым делом позвонил Сереге, если бы Серега не оказался в аналогичном положении. Тут, рядом со мной.

- Сегодня пятница? – спросил я Серегу.

– Сейчас ночь с пятницы на субботу, – ответил он.

Хорошо. Ночь с пятницы на субботу – это всегда хорошо.

Около часа назад мы выехали за город и остановились на обочине возле какого–то грязного пустыря, подальше от фонарей. Ни жратвы, ни теплой куртки, ни оружия, ни мобилы. От свежего воздуха почему–то так паршиво на душе, что я готов развернуться и ехать обратно, как будто, вдохнув московской гари, я смогу вернуться к реальности или отмотать время на двое суток назад.

- Лето кончилось, – говорит Серега, перекрывая голосом западную попсу, которую мы включили, чтобы было не так тихо.

- Поехали, поищем заправку, – отвечаю я. – Надо позвонить.

– Кому?

– Юре.

– Это кто?

– Это тот, чей домашний телефон я помню.

Попса минорная, поэтому начинает нагонять тоску и ужас. Под такую попсу надо было бы в ночь с пятницу на субботу кататься с телками по городу или в предрассветной депрессии спать в клубе, упав лицом в тарелку из–под фисташек. Вместо этого я мерзну на пустом шоссе со стреляной дыркой в плече, разбитой рожей и каким-то психом на хвосте. Голова раскалывается, неудержимо клонит в сон. Может, это от наркотических таблеток, которых я нажрался несколько часов назад вместо обезболивающего.

– Поехали, позвоним Юре…, – бормочет Серега, заводя машину.

Мы едем прямо вперед, никуда не сворчивая, и минут через пятнадцать находим заправку – маленькое неоновое пятно на фоне поля. Серега паркуется подальше от яркой вывески, а я натягиваю капюшон и делаю тупую морду веником, как будто так меня не узнают, если что.

– Я пошел, – говорю я.

– Я мотор не глушу, – отвечает Серега.

Оказавшись у телефона, я радуюсь, что аппарат находится в укромном месте, довольно далеко от бледного студента и пустой кассы, которую он сторожит.

Я набираю номер Юры, и даже примерно не представляю, что я буду делать, если никто не возьмет трубку. Пока мы ехали, я старался не думать о том, почему Юра именно в эту ночь с пятницы на субботу будет спать дома, а не станет бухать где-нибудь, учитывая, что он, к тому же, завтра выходной. Для этого не было никаких разумных причин.

Я шумно выдыхаю, когда на том конце раздается его сонный голос.

– Юра, – тихо говорю я. – Это я. Денис.

– А, – медленно произносит Юра. – Значит, правильно я не пошел сегодня бухать.

Я молчу. Я бы задушил его в объятиях, если бы мог. Мысленно я даю себе обещание, что, если я выкручусь, то отдежурю за него дважды, нет, трижды, чтобы скомпенсировать выходные.

– Я тебя по телику видел, – говорит Юра, тщательно выговаривая слова. – Как это вы спалились так неграмотно…

Я оборачиваюсь, чтобы проверить, не смотрит ли на меня кто–нибудь.

– Да…это не мы, – тихо отвечаю я Юре. – Все брехня. Мы вообще не при чем.

Теперь молчит Юра. Я почти вижу, как он принимает вертикальное положение, трет морду кулаком и начинает просыпаться.

– Ни х*я себе…, – задумчиво говорит Юра, медленно и с расстановкой, как всегда. – А ведь я предупреждал.

– О чем ты предупреждал?

– Не помню, – отвечает Юра. – Но точно предупреждал.

Я снова озираюсь.

– Ладно, у меня времени мало, – быстро говорю я. – Я попросить тебя хотел.
Я много о чем хотел его попросить. Но, прежде всего, я хотел попросить его насчет Насти, потому что, если эти бл*ди до нее еще не добрались, то по чистой случайности, и еще я хотел попросить его об оружии.

– Ладно, я понял, – зевнув, отвечает мне Юра. – Стойте, где стоите. Часа через…три.

На выходе я спер две пачки сухарей с сыром.

~*~

Около трех часов ночи начинает идти дождь и становится еще холоднее. Боль в плече усиливается, я пытаюсь нажраться анальгина, но он не помогает.

Не смотря на все это, меня срубает, и я засыпаю на заднем сиденье, укрывшись резиновым ковриком. Мне снится, что я стремительно лысею, брею башку, но все равно понятно, что я лысый, потом у меня начинают выпадать зубы, а потом я умираю от какой–то болезни, но не просыпаюсь, меня закапывают в землю, Настюха плачет.

Когда начинает светать, я просыпаюсь от того, что рядом по мокрому асфальту шуршат шины.

– Ты посмотри на это, – с неприязнью тянет Серега.

– Ты че, не спал? – на автомате спрашиваю я.

Серега не спал уже очень давно и теперь похож на мертвеца.

– Здравствуй, жопа, Новый год, – цедит Серега и, приоткрыв окно, сплевывает на асфальт.

Я перевожу взгляд на подъехавшую машину и с удивлением узнаю «Инфинити» Карпова.

В окно я наблюдаю за тем, как Стас выходит из машины и замирает возле нее на пару секунд, разглядывая поцарапанную дверь и прикидывая, во сколько ему встанет ремонт. Затем он открывает багажник и вынимает оттуда две дорожные сумки – фиолетовую и синюю. Его лицо, как обычно, непроницаемо и ничего не выражает, в нашу сторону он даже не глядит.

– Я думаю, надо к нему выйти, – говорю я Сереге.

– Светлая мысль, – отвечает он. – Я думал, ты звонил какому–то Юре.

– Я и звонил.

Мне неожиданно хочется послать Серегу на х*й. Сейчас ни фига не подходящий момент строить из себя гордого гуся, надо быть признательным за любую помощь. Нам нужно все то, что разложено по сумкам Карпова, как воздух, на часах – пять утра, Карпов здесь и, вероятно, не спал. И, вероятно, он здесь, чтобы помочь нам.

Я считаю, прямо сейчас надо сделать рожу попроще.

С этой мыслью я решительно открываю дверь и выхожу.

– Стас.

Он оборачивается ко мне и смотрит равнодушно, как рыбина.

– Здорово, беженец, – говорит он бесцветным, ничего не выражающим голосом.

Когда я подхожу к нему, он протягивает мне большую фиолетовую сумку.

– Здесь – одежда, немножко бабла и мобильник, – говорит он. Я с серьезным видом беру из его рук сумку. Мне внезапно вспоминается киношка, в которой одна девка, пустившаяся в бега, говорит кому–то по телефону, что у нее нет ни гигиенических карточек, ни банковских прокладок. – Здесь – все остальное, – продолжает он, передавая мне вторую сумку.

Когда к нам подходит Серега, Карпов расправляет плечи и встает, по-армейски широко расставив ноги, как будто Серега нагло наехал на него самим фактом своего рождения на этот свет.

Серега раздраженно и быстро пожимает Карпову руку, избегая смотреть ему в лицо.

– Твоя девка предлагала мне три тысячи пятьсот сорок рублей, чтобы я ее не сдавал, – произносит Стас, обращаясь ко мне. – А я и девку не сдал, и денег не взял, прикинь?

– Геройский человек…, – бормочет Серега, пиная носком ботинка камушек.
– Теперь ты мне должен три тысячи пятьсот сорок рублей, понял? – игнорируя Серегу, продолжает Карпов. – И это я еще свой моральный ущерб не посчитал.

Боковым зрением я вижу, как Серега морщит лицо, засовывает руки в карманы и отворачивается. С тех пор, как мы все познакомились, утекло столько дерьма, что я уже не помню точно, что Карпов сделал лично Сереге, и за что тот так его не любит.

Я лезу в фиолетовую сумку, думая, как разрядить обстановку.

– Это же моя куртка, – с удивлением говорю я, вытаскивая уголок.

– Юра был у тебя дома, – отвечает Стас, переводя взгляд с Сереги на меня. – И просил передать, что замок у тебя – говно.

Мимо со свистом проносится кирпичного цвета машина, и я быстро опускаю голову, как будто на такой скорости можно рассмотреть мое лицо.

– Деньги, кстати, тоже твои, – говорит Карпов.

– Я ж их прячу, – улыбаюсь я.

– Юру спросишь, – отвечает он. – Наверно, нычки у тебя такое же говно, как замки.

Я энергично киваю и роюсь в сумке. На самом деле, все безрадостно. Если бы в сумке были еще кипятильник и бритва, я бы решил, что Карпов с Юрой собрали меня прямиком на зону.

Серега демонстративно смотрит на серое предрассветное небо. День будет пасмурный.

– Ладно, я в отдел, – говорит Карпов, вынимая руки из карманов.

Я поднимаю глаза.

– Стас, ты бы ехал домой, поспал, – сердечно говорю я, чтобы хоть как–то проявить свою благодарность.

– Спасибо за заботу, – отвечает Карпов.

Шумно выдохнув и упрямо тряхнув башкой, Серега идет обратно в машину, прочь от нас. Когда он оказывается достаточно далеко, я наклоняюсь к Карпову и тихо говорю:

– Спасибо, Стас. За Настю и за шмотки. И за пушки.

Я заглядываю в его лицо, стараясь прочесть в нем хоть что–нибудь, кроме обычной наглости и решимости пробить кому–нибудь в бубен.

– И еще за то, – говорит мне Карпов, пялясь на меня без всякого выражения, – что я не сказал твоему Глухарю, что мы с тобой типа друзья.

Я сглатываю.

– Ага. И за это.

Вряд ли Серега разберется в моих отношениях с новыми коллегами. Я сам в них ни черта не понимаю, знаю только, что я – не, я не такой, как они.

Время расходиться. Мы с Серегой вернемся в Москву, надо хотя бы попробовать восстановить какую–то справедливость, очень грустно вот так запросто спускать свою жизнь в унитаз, даже не попытавшись все уладить.

Мы отворачиваемся друг от друга, Карпов быстро идет к своей машине, а я иду к своей.

– Да! – окликает он меня. Я оборачиваюсь. – Выучи мой телефон, придурок, – говорит он, садясь в машину.

В тот раз, после моего нервного срыва, я больно получил от Стаса в рожу. Я так же получил приказ неделю не являться на работу и промывать мозг фурацилином, иначе меня закопают в землю и, может быть, живьем.

Помню, я удивился, что он меня не убил и даже не покалечил. Я никому об этом не рассказывал.

Но мне в голову не приходило, что это был его способ принять мое предложение.

the end.